Страх и Мужество

April 24, 2012 by Konstantin Komarov  

Мы начали разговор про страх и мужество. Я стал думать и оказалось, что сколько себя помню, всегда старался приобрести смелость. Боялся темноты – лез в подвалы, шёл ночью в лес. Боялся высоты – прыгал с крыш, с обрыва в воду. Боялся драться – задирался со старшими, шёл заниматься боксом. И так – во всём и всегда.

Я почему-то с самого детства твёрдо знал, что страху нельзя поддаваться, иначе он вырастет большим-пребольшим и от него уже никак не избавиться. И ещё знал почему-то, что от страха нельзя спрятаться. Он ведь во мне самом живёт, а от себя ни под одеялом, ни в домике не спрячешься. И оставалось только одно средство – нападать на страх, идти в страшную ситуацию, пересиливать себя. Это всегда было очень трудно, но это всегда срабатывало. Второй раз справиться со страхом было легче, чем в первый, а в третий – почти совсем легко.

Сейчас я понимаю, что многие серьёзные выборы в моей жизни были подсознательно сделаны именно в процессе этой борьбы за смелость. Но ведь в детстве и в юности, принимая важное решение, обычно так глубоко не задумываешься о его причинах…

А вот в военные времена всё было как-то по-другому. Нет, не в военном училище, а уже на службе, в ходе конкретной боевой работы, в реально опасных ситуациях. Офицер вообще не может показывать свой страх – на него же всегда смотрят подчинённые, а главный принцип жизни и службы звучит: «Делай как я!». Но и так все мы были тогда какие-то бесстрашные, иногда до безрассудства. И в основе этого бесстрашия лежали совершенно конкретные вещи:

- твёрдая вера в товарищей;

- уверенность в себе;

- уверенность в своём оружии.

Обычные, «бытовые» страхи как бы отошли на дальний план. О смерти почему-то не думалось. К ранениям и боли все были внутренне готовы. Но появились какие-то новые, неизведанные раньше страхи. Это сейчас я могу их сформулировать, а тогда они были глубоко внутри, иногда вырывались наружу и в отдельных ситуациях сильно влияли на принятие решений. Первым был страх подвести товарищей: не успеть в нужную минуту; не выполнить свою боевую задачу; отстать или потеряться в районе боевых действий. И вторым – страх оказаться беспомощным: безоружным; в плену; в ситуации, когда от тебя ничего не зависит. Да и не мои персональные это были страхи, а и всех моих друзей.

Помню ситуацию в Южной Осетии, когда, будучи на базе, мы вдруг получили сообщение от нашей группы, сопровождавшей колонну. Связист разобрал только слова «Зажали в городе…» и связь оборвалась. Дежурная группа сорвалась с места секунд через 10, а остальные, бросив обед, попрыгали на броню и с нетерпением ждали команды на общий выезд. И у всех на лицах был страх. Нет, не страх боя – в него все рвались. Не страх за себя – за себя не боялись. А страх за товарищей своих: а вдруг не найдём? а вдруг не успеем? В тот раз всё обошлось – и нашли, и успели. Но лица друзей своих и наш страх я запомнил хорошо. Лучшим лекарством от этого страха было боевое братство и жизнь по суворовской заповеди: «Сам погибай, а товарища выручай!». Помогало!

И ещё хорошо помню (а это уже про другой страх), что всегда и везде таскал в кармане гранату. И не я один. Почти все так делали. Неудобно, опасно, но как-то с ней спокойнее. Никто никогда не спрашивал – зачем? Никто никогда разговоров об этом не заводил и ничего никому не объяснял. А значит – причина для всех одна была, и без слов понятная.

Мне потом ещё лет десять сны снились на тему этих страхов: то никак к расчетному времени на место встречи не успеваю; то патроны кончились; то автомат заклинило. Просыпался в поту, с колотящимся сердцем и одышкой…

Слава Богу, за всю службу боевых друзей не подводил ни разу, а вот страх беспомощности в полной мере испытал дважды: оказавшись ночью, в одиночку, практически без оружия, посреди воюющего города и падая в набитом людьми вертолёте. О первом случае я как-то уже упоминал, а вот о втором напишу пару строк. Те ощущения до сих пор во мне сидят, иногда всплывают из глубины. Но теперь благодаря Системе, я их быстро узнаю и не даю им управлять моими поступками.

Это было ранней весной 1992 года в горном районе Армении. Совсем рядом вовсю полыхал Армяно-Азербайджанский конфликт за Нагорный Карабах. Нас, 46 человек, высадили с вертолётов на территории воинской части, окружённой армянскими вооружёнными формированиями численностью более 500 человек. За день до этого произошло нападение на эту часть, в результате которого в заложники были захвачены командир и 10 офицеров части. В обмен на их жизни бандиты требовали передать им всё вооружение воинской части и находящиеся на территории склады с артвооружением и боеприпасами для систем залпового огня «Град» и «Ураган».

Мы выполнили свою работу. Как – это уже другая история. Было и отражение очередного нападения и работа на окружающей территории и многое другое. Но через несколько дней заложники были возвращены безо всяких условий. Однако воинская часть всё ещё оставалась под угрозой.

Нам прилетела замена и, улетая на «большую землю» на 4-х вертолётах Ми-8, мы решили забрать с собой жён и детей офицеров этой воинской части. Все вертолёты перегрузили более чем в 2 раза. Люди сидели впритык на полу и на своих вещах. А ещё высокогорье и сложные метеоусловия (ветер, снегопад, вечер).

Лётчики были мастерами своего дела. Все экипажи – прошедшие Афганистан. Они прекрасно понимали, что у людей другого шанса уже не будет и потому старались забрать всех. Они рисковали, но они прекрасно знали свои возможности и возможности своих машин.

Мой вертолёт взлетал ведомым в первой паре. Площадка – маленький плац воинской части. По-самолётному (приём, который лётчики используют в условиях высокогорья) не разбежишься. Выставив ствол автомата в открытый иллюминатор левого борта, я видел, как командирская машина, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону, с третьей попытки оторвалась от земли. Вертолёт повело влево, он чуть не зацепил столбы и деревья, но выровнялся и стал набирать высоту. Сразу же частая крупная дрожь забила и наш вертолёт. Рёв двигателя. Отрыв… Провал и удар о землю… Снова отрыв… И снова провал и удар… Вертолёт подпрыгивает как мячик. Но вот ещё отрыв, набор высоты и тут же резкий крен вправо – я вижу только небо… Кто-то падает с лавки, пронзительный женский визг, крики, удар, скрежет металла, снова удар, оглушительный рёв двигателя, конвульсии и судороги машины… Не знаю, сколько это продолжалось. В реальности, наверное, секунды 3-4, но мне они показались вечностью. Время на границе жизни и чего-то ещё останавливается... Внутри у меня всё сжалось, оцепенело, ноги и руки ослабли, перехватило дыхание. Я вдруг остро почувствовал свою беспомощность, хрупкость, бесполезность здесь…

Мы всё-таки взлетели… И долетели… Лётчики-ассы сделали своё дело. Земной им поклон ещё и ещё раз! Тогда, жаль, не удалось их как следует поблагодарить – выгружались ночью, на неподготовленную площадку и они сразу же ушли на свой аэродром. А потом с этим экипажем не довелось больше поработать – через два месяца они разбились в горах и мы спускали их тела по заснеженным склонам с высоты более 3500 метров...

Как потом рассказывали взлетавшие второй парой, мы при взлёте навалились на двухэтажное здание штаба части – колесом и стойкой шасси оторвали водосточный желоб с края крыши, винтом срубили антенны… Лётчики чудом вытянули машину.

Как только стали уверенно набирать высоту, страх отпустил и я быстро задремал. Летели через ночь. Помню лишь, что проснулся от рывка вертолёта в сторону и в иллюминатор увидел цепочки огоньков, тянущихся к нам из темноты. Сонное сознание выдало мирную интерпретацию – фейерверк или просто поезд где-то далеко внизу… А выгружаясь я увидел дыры на обшивке…

Много лет прошло с той поры, но я и сегодня отчётливо помню тот страх. Я помню, как дал себе слово по возможности избегать ситуаций, в которых от меня ничего не зависит… И я понимаю, что очень часто не мог сдержать данное себе же слово…

Вот так, размышляя, особенно с позиции силы и стабильности в Системе, понимаешь о себе и своей жизни (и прошедшей и будущей) много нового. Думаю, что только так, спокойно тренируясь и разматывая клубок своих собственных воспоминаний, переживаний и размышлений, можно постепенно разобраться со своими страхами, найти их корни и научиться жить без страха сегодня! Нужно уметь увидеть страх и приобрести смелость и мужество. Надеюсь, что в предстоящем летнем лагере Системы нам хватит времени и для того и для другого.

Konstantin Komarov

- Major in the Special Service Police Force
- Russian Military Reconnaissance
- PhD in combat Psychology
- Professional Bodyguard for Moscow's Elite
- One of the master instructors at Systema Camp